У нас с Верой (3 г. 9 мес.) были хорошие отношения, как сказала моя подруга, «образцовые отношения, абсолютно в ключе теории привязанности: она чувствовала твою заботу и поддержку в каждый момент, ну и охотно слушалась тебя».
У нас был совместный сон до 3 лет, после я Веру укладывала и уходила: спала она до утра, не просыпаясь, либо под утро звала к себе. Грудное вскармливание у нас продолжалось до 2 лет. Всегда и везде — вместе, бабушки далеко, поэтому мы все делаем вместе. После 3-х лет Вера сама стала проявлять желание пойти гулять с бабушками/дедушками или папой, или остаться у моей тети. Когда я возвращалась, Вера встречала меня веселой, говорила: «Я так скучала по тебе!!! И ты пришла!»
Истерик не помню, может они и были, но очень редко и не запомнились мне. В общем, Вера была очень спокойным ребенком, так сказать, беспроблемным.
Но не все было гладко, и дело было во мне. Я почему-то не могла жалеть дочку, когда она плакала от боли, несправедливости или еще чего-то. Ну не могла я. Даже раздражаться внутри начинала. И стала замечать отчуждение ребенка в такие моменты… И чем дальше, тем сильнее. Ударится сильно, плачет, — смотрит в глаза и уходит в другую комнату плакать, на руки не идет, жалеть себя не дает. И я поняла, надо менять себя и укреплять привязанность, иначе все разрушится.
Самое сложное было изменить свое неосознанное отношение к слезам. Сложно было в тот момент, когда хочешь жалеть, но ребенок против, «отталкивает» тебя, не принимает твою помощь… Но с каждым днем становилось лучше, и через неделю, наверное, начались изменения. Вера стала принимать тактильный контакт во время слез и расстройства, понемногу стала идти ко мне, чтобы я ее пожалела.
И сразу же усилилась потребность во мне: играть — только со мной (самостоятельные игры пропали), гулять — только со мной; папа не подходил ни для игр, ни для прогулок вообще. Появилась резкая зависимость от меня: одеть, накормить, помочь, устала — на ручки, спать — только с ней, не уходить и т.п. На улице ни с кем не вступала в контакт первой (если очень хотелось что-то попросить у других детей или спросить, говорила мне на ухо, шепотом, просила, чтобы я сделала за нее), не отвечала на вопросы других детей и взрослых. Просто вцеплялась в меня и стояла.
Если что-то не так, как хотела Вера, то крик, слезы, громкое отстаивание своего. Договариваться и вести диалог было очень сложно. Мы могли по полчаса сидеть на бордюре, например, по причине того, что захотелось резко мороженое, а его нигде не продают… Грусти-печали и слезы, что жизнь так несправедлива. Я была рядом: говорила с ней, ждала… Первое время на мои слова был дикий крик, раздраженный…
Такое было недели две… Эмоции были выше всего. Крик, ор, слезы вперемешку с «зависанием» на мне в спокойном состоянии. Мы стали много лежать вместе, сидеть и обниматься.
Вера стала выплескивать на меня все свои эмоции. Сначала сильные, ярко негативные, а теперь и позитивные. Такое яркое эмоциональное поведение длилось дней 10, усиливаясь изо дня в день. И в какой-то момент начались целования, обнимания, слова любви ко мне. И резко Вера стала прежней, спокойной, но с ярко проявляющимися чувствами любви и привязанности ко мне. В этот же момент Вера начала опять рисовать: сама говорит, что пошла рисовать, и получаются истории в картинках — про мальчика и Ветер, про друзей и день рождения; стала сочинять истории, выдумывать игры, строить целые города. Посыпались вопросы на все темы сразу.
Диалог вести стало намного легче, она прислушивается к моим советам. Уже не висит на мне на улице или дома, а зовет играть вместе. Привязанность стала еще сильнее, и Вера стала спокойнее после насыщения. В общем, работать над собой и работать. И ребенок будет таким, которого легко растить!
Маша Гладкова
Фото автора
