Большое интервью доулы и обозревателя сайта «Сознательно.ру» Татьяны Арбузовой с Ольгой Писарик, психологом, директором русского отделения Института Ньюфелда
Татьяна Арбузова: Ольга, мое знакомство с теорией привязанности состоялось именно по вашей брошюре, а как вы познакомились с теорией привязанности?
Ольга Писарик: Когда моему младшему ребенку был год, я пошла учиться на родительский курс Гордона Ньюфелда. Информация оказалась не только интересной и новой, но она хорошо сработала на практике. Это был курс, по которому я потом написала свою брошюру «Привязанность – жизненно-важная связь».
Когда курс из 8 занятий закончился, я продолжила жить своей обычной жизнью со своими четырьмя детьми, но уже применяя знания, которые получила на курсе. Когда дети чуть-чуть подросли, я решила прослушать 1-й и 2-й интенсивы от Института Ньюфелда – «Понимать детей» и «Сложные проблемы в детском возрасте». Это было лето 2010 года, курсы читал сам Гордон Ньюфелд в Ванкувере, где я жила, – всё сложилось. Когда я прошла интенсивы, я поняла, что таким знанием необходимо делиться. Я спросила у Гордона Ньюфелда, могу ли я переводить, он меня поддержал.
Я поступила на фасилитаторскую программу именно с целью переводить все, что я узнала. На этой программе я отучилась два года. И уже во время обучения стала писать статьи у себя в блоге. В 2011 году вышла на русском языке книга Гордона Ньюфелда «Не упускайте своих детей», а в 2012 году мы организовали первую встречу с ним в Москве. В начале 2013 я поступила в интернатуру Института, где два года училась лично у Ньюфелда.
Т.А.: Четверо детей не стали помехой для новой деятельности?
О.П.: Дети открывают новые горизонты. В первые годы сложно, конечно. Ну, просто физически ничего не успеваешь. Но я заметила, что когда вкладываешься в детей, и они немножко уже подрастают (4-6 лет), видишь, что все хорошо, – сразу очень много сил появляется. Мировоззрение меняется, интересы меняются, отношение к жизни меняется. Мне кажется, становишься ближе к себе. Если чувствуешь, что как мама ты сделала достаточно для того, чтобы дети ощущали себя надежно, в контакте, то открываешь в себе много нового и открываются неожиданные перспективы.
Т.А.: У себя в ЖЖ вы написали, что вы блогер, не любящий писать. А что вас побудило рассказывать миру о теории привязанности?
О.П.: Писать очень не люблю. Каждый текст дается сложно. Коллеги просят: «Ну, напиши уже что-нибудь», но поиск правильных слов, нужной интонации и подходящих примеров с учётом всего известного мне объёма знаний отнимает огромное количество сил. Поэтому текстов мало. Но зато они почти все очень качественные, без «воды».
И выступать перед публикой тяжело. Я волнуюсь каждый раз. Но мне важно донести информацию. И мне важно делать это лично, а не только проводить занятия онлайн. Важен контакт с людьми, важно видеть глаза, улыбки, кивки и понимать: да, то, что я говорю, принимается, понимается, это близко людям. Личные встречи сразу дают отклик. На онлайнах ведь всё по-другому.
Я веду онлайн-курсы с ноября по июнь, и на них записывается по 120-150 человек, но большинство смотрит занятия в записи. В этом смысл онлайн-курсов, они позволяют учиться в удобное время в удобном месте. Лично на встречи со мной в онлайн-формате обычно приходит человек 40 из 120-ти, и ты не очень представляешь, а где там эти 80, что с ними. И как раз благодаря очным семинарам я могу познакомиться с теми, кто у меня учился, получить от них обратную связь. Когда подходят и благодарят за курс – это очень приятно, конечно. Поэтому и преодолеваю своих «драконов» ради такого сокровища, ради дела, в которое верю и которое мне ценно. Но все равно каждый раз волнуюсь.
Т.А.: В разных городах вы читаете семинары на разные темы. Как вы решаете, где и о чем говорить?
О.П.: Я описываю организаторам, что я могу прочитать. И мы решаем вместе. Чаще всего тема определяется из моих интересов, интересов организаторов и той аудитории, которую организаторы предполагают позвать на встречу. Последняя лекция, которую я готовила – о личностных границах и чувстве собственного достоинства, – была очень интересна мне самой. Поэтому я сделала лекцию, которую читала в Минске, и собираюсь провести онлайн. В принципе, мое образование позволяет мне подготовить семинар практически на любую тему, касающуюся личностного развития и привязанности.
Т.А.: А какая тема вам самой сейчас интереснее всего?
О.П.: Эмоции и игра, наверное. Вопрос того, как развивается наша сознательная часть мозга (наши моральные ценности, намерения и воля) под влиянием бессознательной (эмоций), и о том, как игра является с одной стороны идеальной площадкой для развития и калибровки эмоций, а с другой – способствует интеллектуальному развитию и самопознанию. Изучение этих двух тем – это как раз то, чем сейчас занимается Гордон Ньюфелд.
Ещё меня давно уже захватила теория сепарационного комплекса. Сепарационный комплекс – это такое эмоциональное состояние, которое мы испытываем, сталкиваясь с перспективой разделения или реальным разделением с нашими привязанностями. Там возникают три эмоции: стремление к близости, тревога и фрустрация. Интересно то, как взаимодействуют эти эмоции, как они влияют на наши поведенческие реакции, как под их влиянием формируются психологические защиты, которые наш мозг вырабатывает для спасения своего хозяина от невыносимой психологической боли. Этой теме полностью посвящен второй интенсив Института Ньюфелда.
Очень интересна тема о том, как возникает способность ощущать контакт и близость на максимально возможной глубине, через чувство, что тебя понимают, видят тебя «голенького» и принимают таким, какой ты есть. Помните: «счастье – это когда тебя понимают»? Здесь важно именно предъявить себя по-честному, потому что для того чтобы тебя приняли таким, какой ты есть, тебе надо рассказать о том, какой ты есть. Не пытаться быть принятым через надевание масок, через отличное исполнение своих ролей, через поиск «правильного» имиджа. Это не просто и требует мужества, как для того, чтобы признаться о себе другим, так и для того, чтобы признать и принять себя.
Т.А.: Один из вопросов, которые вы осветили на встрече, – свободная игра. О ней мало кто сейчас знает. Как вы думаете, почему в современном мире свободной игре уделяется так мало времени, а все внимание и все силы концентрируются на обучении чтению, счету и прочему раннему развитию?
О.П.: У нас общество очень ориентировано на результат. Все, что не дает результата, мы фактически считаем потерей времени, и это действительно общая проблема для капиталистического и пост-капиталистического общества. Хотя в западных странах тема игры сейчас переживает ренессанс. Как уже там понимают игру – это отдельный разговор, все по-разному, но тем не менее очень многие психологи говорят о важности игры. В США есть даже Институт по продвижению игры, появляется много литературы, снимаются документальные фильмы.
На русском языке о важности игры писал Лев Выготский. Именно он говорил о том, что в игре ребенок на голову выше себя и может сделать то, что еще не скоро сможет сделать в реальной жизни. Современные исследования подтверждают, что свободная игра является идеальной площадкой для раннего развития. Л. Выготский – один из немногих русскоязычных психологов, которого очень хорошо знают на Западе и уважают его вклад в психологию.
Т.А.: Если отойти от современного общества и посмотреть на традиционные сообщества, где дети лет с 3 уже были включены во взрослую жизнь и работали, то получается, что у них тоже не было много времени на игру?
О.П.: У детей были обязанности, но там над душой никто не стоял и не следил за тем, что делает ребёнок. Дети играли в процессе выполнения своих обязанностей, по дороге в поле, по дороге с поля, коллективная игра была очень доступна, жизнь деревенского ребёнка была гораздо меньше структурирована, чем жизнь современного городского ребёнка с садиком и пятью кружками в неделю.
Были еще специальные выделенные традициями моменты, когда не просто можно было не работать, а работать было запрещено. Например, в воскресенье никто не работал, взрослые ходили в церковь, общались, дети играли. Посмотрите на государство Израиль, где и сейчас очень сильны традиции шаббата и не-работы в праздники.
Т.А.: Вы много общаетесь с родителями, живущими и в Канаде и на постсоветском пространстве. Какие вопросы чаще всего беспокоят родителей там и тут?
О.П.: Здесь есть разница – в Канаде я общаюсь с родителями как с родителями. А в России я общаюсь с родителями или как с клиентами, которые ко мне обращаются, или как со слушателями моих семинаров. В русскоязычном пространстве вокруг меня складывается определенный круг людей, которые читали мою брошюру, мой блог, они задумываются о том, как они могут дать ребенку ощущение надежной связи и как они могут быть для ребенка тем взрослым, в котором нуждается этот ребенок.
Из того, что я вижу, в Канаде родителей беспокоят вопросы школы и образования, многие стараются дать детям больше, чем средний уровень. Я живу в районе частных домов, где в своём большинстве один из родителей остаётся с детьми дома до школы. И даже когда дети идут в школу, все равно почти никогда этот родитель не идет работать сразу на полный рабочий день. Ищут работу с 9 до 14 пока дети в школе, ищут подработку, когда второй родитель дома.
Когда мы переехали в этот район, моими соседками стали мамы, у которых было по несколько детей до 6 лет. Я бы не сказала, что у них были проблемы с детьми. Основными проблемами были нехватка времени, денег и невозможность сочетать карьеру и материнство.
Т.А.: Получается, что сами условия жизни дают многое для базового формирования привязанности?
О.П.: Если не брать мегаполисы, то одноэтажная Канада все еще очень семейно-ориентированная страна, где уважают родителей. Можно написать записку в школу, что семья уезжает в отпуск и ребенок несколько дней будет отсутствовать, и там это нормально воспримется. В Европе во многих странах такие вещи не приветствуются. В Канаде никто не будет лезть в решения родителей и ставить их под вопрос.
В Канаде принято считать, что если ребенок идет в садик, то это значит, что у мамы нет никакой возможности быть с ребёнком дома или сделать так, чтобы ребёнок оставался дома, скорее всего, это мама-одиночка, которая вынуждена рассчитывать только на себя. К детям, которые ходят в садик, и к мамам, чьи дети ходят в садик, относятся с сочувствием. Детский сад воспринимается как вынужденная мера.
В Канаде официальный декретный отпуск – год, но достаточно много женщин потом просто не возвращаются на работу или ищут варианты подходящей им подработки. Принято в основном быть с детьми лет до 6, когда они пойдут в школу, а дальше искать работу, которая позволит не оставлять ребенка в продленке.
У моей соседки была очень хорошая работа в Университете. При этом же Университете был замечательный детский сад с хорошими условиями, хорошими воспитателями. И когда она родила первого ребенка, то отдала его в садик. Когда родила второго – тоже отдала в садик. А после того, как родила третьего, – осталась дома, хотя ей предлагали весьма ощутимый бонус за возвращение из декрета. И по ее воспоминаниям, работать на полную ставку, когда у тебя маленькие дети, было ужасно, хотя и садик был хороший, и возить детей было удобно. Но для нее это был не самый лучший опыт, и с третьим она уже не захотела все это повторять.
Т.А.: Родителям, для того чтобы стабильно быть в позиции заботливой альфы, нужны собственные внутренние ресурсы и силы. Как вы думаете, что или кто может помочь им в этом поиске и наполнении себя, чтобы быть опорой 24 часа в сутки?
О.П.: Здесь получается многосторонняя проблема. В принципе, ведь это несправедливо, что женщина одна вынуждена воспитывать детей, человеческий мозг к этому не приспособлен. Не зря существует поговорка «чтобы вырастить ребенка, нужна целая деревня», и если мы посмотрим, как раньше выращивались дети, то это были 5-6 взрослых вокруг ребенка, которые перекладывали заботу о нем из рук в руки. Никто из этих взрослых не находился с ребенком один на один 24 часа в сутки.
Если маме нужно было пойти подоить корову, например, или еще куда-то выйти, она могла спокойно это сделать, зная, что ее ребенок под присмотром. Ей не нужно было ломать голову, куда же деть ребенка на эти полчаса-час, кому позвонить, кого позвать. Всегда был кто-то рядом, кто мог приглядеть. Все жили вместе и помогали друг другу.
А сейчас женщина не может переключить внимание с ребёнка даже на 5 минут, не может отдохнуть. Если ей куда-то нужно выйти, то надо придумать, что делать: позвонить няне или бабушке или договориться с мужем. И чувствуешь себя все время обязанной. Ты не имеешь права заболеть, ты понимаешь, что если сейчас сляжешь, то тебе будет еще хуже, чем сейчас, потому что о тебе никто не позаботиться. Ты не можешь расслабиться. И очень сильно выматывает необходимость удерживать внимание на одном и том же.
Представьте, что у вас есть работа, которая заключается в том, чтобы сидеть и смотреть на красную кнопку. Когда кнопка загорается, надо нажимать на зелёную кнопку, но в принципе ничего особо делать не надо, просто сидеть и смотреть. Уйти вы не можете ни при каких обстоятельствах. Если вдруг вам надо выйти в туалет, вам необходимо позаботиться о замене с другим дежурным. Через 8 часов такого смотрения на красную кнопку и «ничего не делания» вы очень сильно устанете и, скорее всего, быстро сбежите с такой работы.
Мама с маленьким ребёнком «смотрит на красную кнопку» годами, и это очень сильно сказывается на психике, на общем состоянии усталости, на сильной неудовлетворённости жизнью.
Мне кажется, что если бы, например, жили рядом три семьи, у каждой по паре детей, и они друг друга могли бы подменять, то всем было бы намного легче. Проблема с помощью родственников и мужей, если они работают, еще и в том, что они могут помочь не тогда, когда женщине надо, а когда они могут, исходя из своей занятости.
Например, у мамы маленький ребенок, который до 4 утра не спал, и мама вместе с ним не спала и уснула только в 4, а в 7 надо вставать, чтобы старшего собрать и отвести в сад или школу. То есть надо разбудить старшего, накормить завтраком, одеть, собраться самой, положить младшего в слинг или коляску (при этом постараться не разбудить!) и всей процессией в любую погоду выдвинуться из дома. Муж – замечательный отец и помогает, но вот именно по утрам он не может, потому что ему самому к 8 на работу и он должен выходить из дома в 7.
Да, муж пришел вечером, поиграл, или бабушка приехала, когда смогла, и помогла. Но проблема в том, что помощь приходит не тогда, когда она нужна, а когда она удобна тем, кто помогает. А помощь должна быть тогда, когда она нужна, и такая, какая нужна. А не так, что женщина только родила, а к ней приезжает мама и начинает выговаривать, почему полы не помыты и борщ не сварен. Иди, мол, убирайся, а я пока с малышом погуляю. Хотя маме нужно все ровно наоборот – отдохнуть с малышом, пока кто-то помоет полы и приготовит поесть. К сожалению, добровольные помощники часто помогают мамам там, где им удобнее, а не там, где нужно мамам.
Где взять ресурс? Я не очень люблю выражение «брать ресурс», потому что весь ресурс – он в нас. Как только мы примиряемся с тем, что ребенок – это навсегда, что так, как было без него, больше никогда не будет , что он не помеха нашей «настоящей» жизни, а часть нашей жизни, как только мы видим себя ответом на его поиск спасения, видим, что у нас по сравнению с ним гораздо больше опыта и меньше зависимости, – у нас появляются силы быть опорой не просто 24 часа в сутки, а всю жизнь.
Надо понимать, что родитель и ребёнок в этой жизни находятся в очень неравных условиях. Родитель знает, что выживет без ребёнка, уже жил (и часто неплохо) до его появления, а у ребёнка такого опыта нет. Ребенок от родителя зависит полностью. У него нет ни свободы, ни возможности прожить без своего взрослого. Когда мы видим себя ответом на нужды ребенка, когда мы видим его нуждающимся в нас, отсюда и берется ресурс.
Вот представьте ситуацию, что вы прошлись по магазинам и уже из последних сил идете домой, несете сумки, и единственная ваша мысль – поскорее дойти домой, лечь на диван, и чтобы никто не трогал. И вдруг, зайдя в подъезд, вы натыкаетесь на крошечного брошенного котенка. И вся ваша усталость улетучивается, у вас сразу появляются силы, чтобы бегать по соседям, спрашивая, не потерял ли кто-то котенка, накормить, обогреть.
Когда мы видим ребенка маленьким, беззащитным перед лицом жизненных бурь, не требующим, а отчаянно нуждающимся, из этого понимания и берутся силы.
Но несмотря на то, что весь необходимый нам ресурс есть внутри нас, нужно понимать, что современное общество устроено очень несправедливо по отношению к матерям. И прямо сейчас легко не будет никому. Можно, конечно, обложиться помощницами по хозяйству, няню надежную выбрать. Но няни имеют тенденцию менять место работы, поэтому желаемой надежности все равно не будет. Хотя, если жить расширенной семьей, небольшой общиной, то будет легче. И мне кажется, мы к этому придем.
Я вижу, что мамы активно общаются в онлайне, договариваются о присмотре за детьми по очереди. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. К сожалению, государство не участвует в помощи матерям. Причем если в странах третьего мира еще сохранились общины, которые помогают, люди живут в деревнях в окружении родственников, то в западных странах получается так, что большинство семей нуклеарные, живут в мегаполисах, и тут у них никого нет.
Общины нет, а государство – три месяца декрет, и давай возвращайся на рынок труда. Ребенок остается за кадром. Для государства выгодно, чтобы за 30 детьми следила 1 женщина, пока 30 матерей уже работают на его благо. Но как это сказывается на психологическом развитии и здоровье населения, к чему это приводит? Посмотрите на ужасающую статистику по депрессиям, психическим заболеваниям, зависимостям и суициду у взрослого населения в любой западной стране.
Во многих культурах не просто считается нормальным, а поощряется невротическое стремление к успеху, чтобы получить свою долю социальных поглаживаний. Люди готовы жертвовать собой, своим здоровьем, гореть на работе, обманывать, чтобы хотя бы на мгновение ощутить себя нужным, признанным, важным, любимым. Это очень печально.
Посмотрите, к примеру, на Францию, где считается нормой, что игрушка заменяет маму. Для французской мамы очень важно с самого рождения приучить ребенка к Ду-Ду – замене себя. В самом переходном объекте нет ничего плохого, это символ мамы, за который ребенок держится, пока мамы нет рядом. Но здесь переходный объект фактически заменил маму. Он не должен заменять, его задача – помогать.
Если мы едем к доктору, то возьмем с собой любимого зайчика, рядом с которым спокойнее, который как символ дома, благополучия. А Ду-Ду заменяют родителей. Родители занимаются только заботой о физиологических потребностях – одеть, накормить, а все психологические потребности в близости и контакте переносятся на игрушку.
Т.А.: В материалах «Заботливой Альфы» много внимания уделяется высокочувствительным детям. В России этот термин до сих пор очень мало известен и понятен. Кто они, эти самые высокочувствительные дети?
О.П.: Есть некоторые особенности строения нервной системы. В ней есть так называемая система фильтрации информации. В норме мозг способен перерабатывать 3-5% информации, которая в него поступает, остальное фильтруется. Фильтруется то, что мозгом считается неважным для того, чтобы сосредоточиться на важном. Например, ребенок даже из большого количества звуков выделит мамин голос, а мама среди большого количества звуков всегда услышит голос своего ребенка. И если эта система фильтрации информации работает, то мы говорим о нейротипичности человека.
Когда наша система фильтрации информации работает нормально, то при слишком большом объеме информации мы просто отключаемся. Например, вы участвуете в моем семинаре (они всегда очень насыщены информацией), и через 2 часа вы понимаете, что мозг больше не усваивает. Вы видите, что я что-то там говорю, слайды листаю, но уже ничего не воспринимается.
Наш мозг обрабатывает информацию таким образом, чтобы иметь возможность выделять главное и впускать столько, сколько сможет «переварить».
Но у довольно большого количества людей в системе фильтрации информации происходят сбои. Почему – никто не знает. Сбои эти могут быть от минимальных и до очень серьезных.
Есть гипотеза, что система фильтрации настраивается во время родов. На особенности ее настройки могут влиять особенности родов: очень быстрые роды, или слишком долгие, или кесарево сечение, или еще какие-то моменты. Также на особенности строения системы фильтрации может влиять генетика: у двух чувствительных людей с большой долей вероятности родится чувствительный ребенок.
Надо сказать, что человечество эволюционирует в сторону всё большей чувствительности. Элен Эйрон (автор книги «Высокочувствительный ребенок» прим. Т.А.) говорит, что сейчас высокочувствительных людей в среднем 20-25% от популяции. Скорее всего, лет через 50 люди, которых мы сейчас считаем высокочувствительными, уже будут считаться нормой.
Особенности нарушений в системе фильтрации информации могут быть от минимальных до очень значительных, и Гордон Ньюфелд считает, что это и есть спектр чувствительности: нейротипичные – чувствительные – еще более чувствительные – Аспергер – аутизм. Он рассматривает проблему аутизма именно как проблему высокой чувствительности, непереносимой чувствительности, от которой мозг тут же начинает защищаться. Потому что физиологически мозг не может предотвратить поток информации и начинает защищаться через эмоциональное отчуждение и отключение.
Т.А.: Одна из ваших встреч была посвящена обучаемости. И у меня вопрос как раз по этой теме. Сейчас у родителей довольно много вариантов обучения детей школьного возраста: есть общеобразовательная школа, есть разные специализированные школы, есть хоумскулинг с разнообразием вариантов, есть анскулинг. Как родителям понять, какой же вариант подойдет именно их ребенку и им самим?
О.П.: Мне кажется, самый простой вариант – просто пробовать. Уже один только настрой, что школа во дворе это не единственный вариант и что это вообще не обязательный вариант, высвобождает много креативности и мыслей в плане того, как же мы будем учить нашего ребенка.
А дальше… для меня вот, например, всегда были сложны выполнения каких-то режимных моментов. Когда у мамы есть маленький ребенок и есть первоклашка, которого по утрам надо собирать и вести в школу, а вместе с ним и малыша, – мне кажется, это очень тяжело. Мы смотрим, когда ребенок встает, во сколько начинается школа, насколько нам удобно возить или водить, можем ли мы пропускать, если нам нужно куда-нибудь уехать.
У меня нет какого-то специального списка, чек-листа. Думаю, кстати, что он появится, кто-нибудь обязательно придумает. Мне кажется, что надо сначала просто посмотреть все доступные и возможные варианты и дальше уже выбирать из того, где для нас максимально много плюсов и минимально минусов. При этом понимая, что если ребенок пошел в школу, то это не навсегда, его можно забрать, можно перевести.
Если не школа, а родитель является для ребенка основной привязанностью, то смена школы не станет для него трагедией. Вот это ощущение, что можно так, а можно и вот так, высвобождает много энергии, и ты уже не чувствуешь себя заложником системы, в которой тебе и ребенку надо как-то выживать. Главное не бояться подбирать школу или систему образования под СВОИ нужды. Вы семья, у вас есть свои интересы, и вы выбираете школу или систему под свои интересы (и ребенка, конечно), а не потому, что вы кому-то что-то должны. Школа для вас, а не вы для школы. И надо смотреть насколько вас устраивает та услуга, которую оказывает школа.
Т.А.: Возвращаясь к теме ваших семинаров. У вас было три очень разные темы. И аудитория была, наверное, очень разная. Какие у вас остались ощущения от встреч?
О.П.: Темы семинаров на самом деле очень перекликались, как и аудитории. И была даже одна женщина, которая специально прилетела из Барнаула, чтобы их все послушать. Мне всегда нравится публика на моих семинарах! Это удивительный факт, и я часто сама себе по этому поводу завидую.
Если бы не нравилось, я бы не занималась этим. Личные встречи требуют достаточно много и психологических, и физических, и материальных затрат. Проще работать из дома. Но на мои семинары всегда приходят такие красивые люди! И обстановка очень хорошая. Я в полном восторге от аудитории.
На вводную лекцию пришли люди, которые где-то что-то услышали про теорию привязанности и хотели узнать побольше. Они кивали и улыбались. На более продвинутых семинарах были родители, которым не все равно, ищущие ответов, готовые меняться.
Люди, ищущие ответы, небезразличные, у которых душа движется – это всегда такой заряд энергии! Когда мы собираемся, мне кажется, все ощущают подъём! Просто побыть в компании единомышленников, даже, может быть, не общаясь ни с кем особо – это так здорово! Посмотреть на людей, которые уже не могут просто так взять и отшлепать ребенка, не могут спокойно наорать на ребенка. Любой может сорваться и наорать, но при этом не считать, что это нормально, что так и должно быть, что меня в детстве били и ничего, нормальным вырос и тоже буду бить.
На одной из встреч я говорила про развитие личности. Чем человек отличается от животного? У животных будущее предсказуемо исходя из пережитого ими опыта, а поведение полностью зависит от эмоций. Если щенка били в детстве, он вырастет агрессивным, не воспринимающим ласку псом, если взрослую собаку случайно больно пнуть, она укусит.
У человека будущее не обязательно будет детерминировано его прошлым опытом, даже если у вас было трудное детство, вы вполне можете стать любящим родителем, и не всегда, когда нас тянет укусить, мы кусаем. В отличие от других млекопитающих, мы можем с помощью наших личных моральных установок и ценностей менять свое будущее. То, что вы получили какой-то опыт в прошлом – в семье, школе, – совсем не значит, что вы будете транслировать этот опыт в будущем. Человек может стать автором своего будущего.
Все люди, которые приходят ко мне на семинары, как раз и пытаются стать авторами своего будущего.
Потому что если в детстве у вас все было хорошо, то обычно у вас и потом все хорошо и спокойно, детей вы растите интуитивно и не нуждаетесь ни в книгах, ни в семинарах. Но на просторах бывшего СССР таких очень мало, почти у всех в детстве был травмирующий опыт отсутствия в жизни тёплого принимающего взрослого, на которого можно было положиться и которому было безопасно вверить себя.
Я очень ценю, что ко мне на семинары приходят люди, которые хотят меняться. Их не много, но они есть, и на семинарах они встречаются в концентрированном количестве. Это очень ценно.
Столько приходит людей, которые не хотят делать то, что делали с ними в детстве! А чтобы не делать того, что делали с тобой, нужно много мужества, приходится сражаться со многими демонами. И это даже не столько вопрос работы над собой, сколько отпускания и смирения со своим детством – того, что у тебя не было и не будет такого детства, которое ты хотел бы иметь и какое хочешь дать своим детям.
Например, когда твоя дочка орёт на тебя или бьётся в истерике, а ты вместо того, чтобы отреагировать так, как реагировали твои родители, начинаешь ее утешать, в тебе же поднимается память того ребенка, на которого кричали и били. И эта память и жалость к себе-ребёнку может вызывать очень сильную обиду по отношению к нашему реальному ребенку. Потому что это не справедливо!
Вспоминаю момент, когда меня накрыло этим инсайтом: мне случайно на глаза попалась моя фотография, когда мне было года 3, и моей дочке тогда было как раз года 3. Я смотрела на себя – ну вот я ведь такая же, как она! Ну почему со мной можно было так, а я не могу себе это позволить? Такая ревность меня накрыла – до сих пор вспоминаю. Это один из моментов, который очень сильно может выбивать из колеи.
У каждого из нас есть то, что мы называем совесть привязанности – какие-то правила поведения, жизни, рамки, в которых нас готовы принять и любить, которые были установлены или транслировались нашими привязанностями в детстве. И мы их усваиваем автоматически. Потому что выйти за эти рамки – это значит потерять близость, то есть поставить своё выживание под угрозу. А тут мы начинаем себя перекраивать, потому что наша сознательная часть, наши принципы и установки говорят: нет, с любимыми людьми, тем более с детьми, так себя не ведут.
Т.А.: А есть ли вопросы, в которых у вас и у Гордона Ньюфелда разные точки зрения, в чем вы расходитесь?
О.П.: Я бы не назвала это расхождением, но мой интерес к его теории начался немного с другой стороны, чем у него. Теория Ньюфелда фокусируется на личностном развитии, на том, какие условия влияют на формирование личностного потенциала, что необходимо, чтобы ребёнок из зародыша человека превратился в Человека с большой буквы, в самостоятельного, уравновешенного, психологически зрелого индивидуума.
Я же в его теории увидела ответы на свои материнские вопросы и с этой точки зрения начала рассказывать. Для родителей теория Ньюфелда уникальна тем, что она заново открывает глаза на смысл родительства – помочь ребенку реализовать его психологический, личностный потенциал, помочь ему стать Личностью. Родители из обслуживающего персонала вдруг превращаются в садовников, создающих благоприятные условия, в которых зарождается и расцветает совершенно отдельное от них «Я» нового человека.
Никакой самый распрекрасный детский сад или школа, никакие самые опытные и дипломированные специалисты не в состоянии так повлиять на формирование личности ребёнка, как его ближайшее окружение.
Теория Ньюфелда возвращает родительству достоинство, даёт родителям знания, которые помогают гордиться собой, ценить и уважать ту колоссальную работу, которую они делают.
Ведь многие матери искренне считают себя лузерами: не работаю, денег не зарабатываю, пользу обществу не приношу, хожу непричёсанная в грязной майке и спортивных штанах, и любая гардеробщица знает лучше меня, как быть правильной матерью. Все атрибуты, которые современным обществом считаются правильными и важными, за что людей принято ценить, у женщины с маленькими детьми отсутствуют. И поэтому многие мамы чувствуют себя ужасно. И рвутся на работу. Но не потому, что нужно зарабатывать деньги или их работа требует постоянной практики для поддержания своей квалификации, а чтобы повысить свою самооценку.
Это тоже проблема нашего общества, часто даже близкие не дают матери вот это чувство ценности. Ну чем ты там занимаешься? Стиральная машина стирает, посудомоечная моет, мультиварка варит, а ты тут жалуешься. И да, многие женщины и сами не понимают, на что тут жаловаться, ведь правда – стиральная машина стирает, посудомоечная моет, мультиварка варит, отчего же мне так плохо?
Наши взгляды на родительство изначально складываются из опыта прошлых поколений. А система-то уже давно поменялась, общество и условия жизни поменялись. Мы не сталкиваемся с трудностями, которые были у наших мам – воды наносить, руками постирать, печь натопить, а те трудности, с которыми сталкиваемся мы, не понятны старшему поколению, потому что они с ними не сталкивались.
Наши бабушки могли ребенка в доме привязать к ножке стола и за водой сходить. Им и в голову не пришла бы тогда мысль, что они могут как-то навредить психике ребенка. Современные мамы уже не могут растить детей по стандартам столетней давности, но результат своего материнства часто оценивают именно с точки зрения тех времён.
Т.А.: Какой основной опыт вы вынесли на сегодняшний день из вашей практики теории привязанности?
О.П.: Благодаря теории привязанности я вырастила 4 детей. И надо сказать, у моих детей не было безоблачного детства. Трое старших прошли через опыт эмиграции и адаптации в чужой стране, на другом континенте, вдали от бабушек и дедушек. Эмиграция – тяжёлый опыт даже для взрослых, тем более он сложен для детей, которые фактически лишаются всего, к чему они привыкли.
Потом был развод, папа детей живет за 800 км и может приезжать только на длинные выходные, примерно 10 раз в год. Дети все время со мной. Я все время с детьми. И я работаю по 50-60 часов в неделю. Сейчас моему старшему сыну 19, второму сыну 18, дочери 14 и младшему сыну 12 лет. Я смотрю на них, и мне нравится то, что получилось.
Старший сын такой хороший, уравновешенный, почти взрослый человек. Я вспоминаю себя в 19 лет и понимаю, что он на голову выше меня в плане зрелости, взрослости, видения себя в жизни. И второй вот тоже сейчас вплывает во взрослую жизнь. И мне тоже очень нравится, как это у него получается.
Благодаря теории привязанности я смогла помочь своим детям пройти через много потенциально травмирующих ситуаций и чувствовать себя уверенно, устойчиво, в надежном контакте, в близости. Она позволила мне дать им ощущение твердой почвы под ногами.
Без этих знаний, на одной интуиции я бы детей так качественно не вырастила. Что-то я делала интуитивно. Например, мои дети не ходили в садик. Не потому что я была против садика, но когда я поехала, посмотрела на эти огромные окна, огромные помещения, а у меня два таких малыша – одному 2, другому 3, я увидела, как им там будет некомфортно. Вот это было чисто интуитивное решение.
В нашем окружении все дети ходили в сад, это было нормально. Ещё помню, когда мы переезжали в Канаду, хватило интуиции взять по максимуму детских вещей. Везли коробки с детскими книгами, постельное белье. Я понимала, что я буду с детьми, не пойду на работу и мне нужно дать детям ощущение надежности и безопасности.
Но было много реакций, поведения моего, воспитания так называемого, которыми я сейчас совсем не горжусь. Я не думаю, что мне хватило бы только интуиции помочь детям во всех стрессовых ситуациях, через которые наша семья прошла.
Часто говорят о том, что альфа-родительство очень затратно по времени, по уровню вовлеченности мамы, а я, наоборот, считаю, что оно очень экологично и эргономично. Знания позволяют вовремя увидеть проблему и точечно её решать, что экономит много сил и ресурсов. Знание – это сила на самом деле.
Источник: https://soznatelno.ru/olga-pisarik-mnogie-mamy-chuvstvuyut-sebya-uzhasno-i-rvutsya-na-rabotu-chtoby-pridat-sebe-chuvstvo-tsennosti/
Фото из источника и личного архива О.П.
