Предлагаем вам прочесть отрывок из книги Элизабет Гилберт «Большое волшебство» о любопытстве.
От редактора:
В современном мире скука рассматривается как болезнь, которую срочно нужно лечить, причём быстрыми методами. Скука ощущается как дыра, которую хочется поскорее заполнить, которой не должно быть места в нашей жизни. Однако в теории развития на основе привязанности Гордон Ньюфелд говорит о том, что одиночество и пустота могут заполняться творчеством. И это является одним из плодов взросления и зрелости.
Взрослым может быть непросто переносить моменты, когда дети изнывают от скуки, маются, не находят себе места, отказываются от любых идей. Ребенок уверен, что если ему дадут гаджет, то его скука пройдёт. Но редко после такого времяпрепровождения ребёнок чувствует себя наполненным. Ведь нас в действительности наполняют отношения и собственное становление, то, что идет из глубины личности.
В отрывке о любопытстве из книги «Большое волшебство» Элизабет Гилберт подмечает как раз то самое движение от скуки и пустоты к интересу и увлеченности.
Страсть против любопытства
А еще я осмелюсь просить вас забыть о страсти.
Может, вам странно слышать это от меня, но в чем-то я против страсти. Или, по крайней мере, против разглагольствований о страсти. Не верю я, когда говорят «Вам нужно одно — следовать за своей страстью, и все будет просто отлично». Бесполезный, а иногда и жестокий совет, как мне кажется.
Во-первых, такой совет не нужен потому, что, если какой-то человек горит пылкой страстью, сто процентов за то, что он и так уже идет за ней, и не нужны ему эти наставления. Но есть и те, кто не знают в точности, к чему питают страсть, других страстно влечёт сразу к нескольким объектам, а может быть, они на перепутье, когда объект страсти кардинально меняется — этих людей подобный совет может повергнуть в состояние замешательства, тревоги или неуверенности.
Если вы не испытываете страсти, а вас призывают следовать за ней, смело посылайте советчика куда подальше. По-моему, вы имеете на это полное право. Потому что это то же самое, что сказать: для того, чтобы сбросить вес, надо похудеть, или: чтобы наладить сексуальную жизнь, надо испытывать множественный оргазм — польза от таких советов нулевая!
Я человек достаточно страстный, но не каждый день.
Иногда мне и самой непонятно, куда девалась вся страсть. Далеко не всегда я горю вдохновением и часто понятия не имею, что делать дальше.
Но я не сижу сложа руки в ожидании, когда же на меня снизойдет пылкая страсть. Я просто упорно продолжаю работать, потому что верю: мне, человеку разумному, дано почётное право что-то создавать, пока я живу. Ну и еще потому, что мне нравится что-то создавать. А главное, потому что я верю: вдохновение всегда старается найти меня, даже если мы временно потеряли друг друга из виду.
Но как найти вдохновение, если страсть охладела?
И здесь на сцену выходит любопытство.
Беззастенчивое любопытство
Я убеждена, что любопытство — это тайна. Любопытство — это истина и путь творческой жизни. Любопытство — альфа и омега, начало и конец. Кроме того, любопытство доступно каждому. Страсть порой может оказаться пугающе недостижимой — далекий сполох огня, — доступной только гениям и тем, кого коснулась рука Бога. А любопытство не такое возвышенное, оно куда более мягкое, спокойное, приветливое и демократичное. Любопытство куда непритязательнее страсти. Страсть — это то, что заставляет подать на развод, продать все имущество, обрить голову и двинуть в Непал. Любопытство не требует от вас таких жертв.
По сути, любопытство задает всегда только один вопрос, маленький такой вопросик: «Есть что-то, что тебе интересно?»
Что-нибудь?
Хоть чуточку?
Пусть хоть самое простое и обыденное?
Ответ не должен перевернуть всю вашу жизнь или заставить вас уйти с работы или сменить религию, он не вызовет тяжёлой психической травмы. Он только на миг привлечет ваше внимание. Но в этот момент, если вы сможете сделать паузу и опознать хотя бы крошечную искорку интереса к чему-то, любопытство попросит вас повернуть голову — всего-то на сантиметр! — и поближе присмотреться к этому предмету.
Сделайте это.
Это ключ к разгадке тайны. Казалось бы, совсем ерунда, но это путеводная нить. Следуйте за ней. Доверьтесь. Посмотрите, куда приведет вас любопытство. А потом идите за следующей, и ещё одной, и ещё. Помните, это не опасный и тяжкий поход, а только безобидная игра, искалка. Идя следом за любопытством по этому маршруту, можно оказаться в удивительных и неожиданных местах. Рано или поздно вы сможете даже ненароком набрести на свою страсть — блуждая по странным, неуловимым проулкам и подземным пещерам, проходя потайные двери.
А можете ни на что не набрести.
Можно всю жизнь следовать своему любопытству и так до конца и не достичь никаких результатов, кроме одного. Удовлетворения от того, что вы посвятили свое земное существование служению благородной человеческой добродетели — любопытству.
Однако этого уже достаточно, чтобы сказать, что человек прожил отменную жизнь, яркую и разнообразную.
На поиски
Хочу привести вам пример того, куда может завести вас квест любопытства.
Я уже рассказывала о грандиозном романе, который я так и не написала, — речь о той самой книге про амазонские джунгли, которую я не довела до ума и которая в конце концов перескочила от меня к Энн Пэтчетт. Эта книга была замешана на страсти. Её замысел пришел ко мне на гребне волны чувственности и воодушевления. Но стоило жизненным обстоятельствам отвлечь меня, как я прекратила работу, и книга меня покинула.
Такие дела, бывает.
И вот я распрощалась с амазонским проектом, но новая волна чувственности и воодушевления сразу не нахлынула. Я ждала, пока меня осенит новая грандиозная идея, отправляла в космос сигналы о том, что готова к восприятию большой идеи, но идея не приходила. Не бегали мурашки по спине, не вставали дыбом волосы на затылке, не ёкало сердце. Чудеса не происходили. Как если бы апостол Павел ехал-ехал в Дамаск, доехал и ничего с ним по пути не случилось, ну разве что дождиком намочило.
Чаще всего жизнь бывает именно такой.
Я надолго ушла с головой в повседневные заботы — писала письма по электронной почте, покупала носки, решала мелкие неотложные проблемы, рассылала поздравления с днями рождения. Я вела тихую, упорядоченную жизнь. Время шло, меня так и не посещали вдохновенные замыслы, но я не впала в панику. Вместо этого я сделала то, что уже не раз проделывала и раньше: перевела стрелки со страсти на любопытство.
Я спросила себя: а есть что-то, Лиз, что тебе интересно сейчас?
Что-нибудь?
Хоть чуточку?
Пусть хоть самое простое или обыденное?
Оказалось, что есть: садоводство.
Я тогда только-только переехала в провинциальный городишко в сельской части Нью-Джерси. Я купила старый дом, а при нём был симпатичный задний дворик. И вот я вдруг загорелась желанием разбить там сад.
Этот порыв удивил даже меня саму. Я росла в саду — огромном саду, за которым очень успешно ухаживала мама, — но он никогда меня не интересовал. Я была ленивой девчонкой и прилагала много стараний, чтобы не осваивать садоводство, как мама ни старалась меня хоть чему-то научить. Я сроду не чувствовала тяги к земле. В детстве мне совсем не нравилась сельская жизнь (работа на ферме казалась скучной, тяжелой и однообразной), да и став взрослой, я не изменила своего мнения. Именно тяжелый деревенский труд побудил меня переехать в Нью-Йорк, да и путешествовать я стала в большой степени из-за этого — потому что категорически не хотела стать фермером. И вот на тебе, я перебралась жить в захолустный уголок, ещё меньше родного городка, да ещё и собираюсь обзавестись садом.
Не то чтобы я умирала по этому саду, сами понимаете. Я не собиралась умирать ни из-за сада, ни из-за чего другого. Просто подумала, что садик — это было бы неплохо.
Любопытно.
Желание, шевельнувшееся во мне, было таким слабеньким, что я могла и не заметить. Оно едва теплилось. Но я его заметила. И не проигнорировала. Наоборот, ухватилась за эту тонкую ниточку и что-то такое ткнула в землю.
А когда я это сделала, оказалось, что я знаю про садоводство намного больше, чем мне казалось. Видимо, несмотря на все свои усилия, я в детстве нечаянно усвоила-таки кое-какие мамины уроки. Честно скажу, было приятно обнаружить это дремлющее знание. Я посадила еще несколько растений. В памяти всплыли новые детские воспоминания. Я размышляла о маме, бабушке, прабабушке и о дальних прародительницах — женщинах, трудившихся на земле. Это было славно.
Когда сезон прошел, я поняла, что смотрю на свой сад совсем другими глазами. То, что я растила, совсем не было похоже на мамин сад, это начинало походить на мой собственный сад. Например, в отличие от своей мамы, опытной огородницы, я совсем не интересовалась овощами. Зато меня привлекали все самые яркие, самые нарядные цветы, до каких я только могла дотянуться. Потом оказалось, что мне мало просто выращивать цветы — я захотела что-нибудь о них узнать. Например, откуда они родом.
Вот, скажем, те ирисы, которые изначально росли по всему саду, — каково их происхождение? Я потратила ровно одну минуту на поиски в Интернете и узнала, что эти ирисы совсем не уроженцы Нью-Джерси. Они оказались родом из далекой Сирии.
Надо же, любопытное открытие.
Я продолжила изыскания. Предки кустов сирени, окружавших мой участок, когда-то цвели в Турции. Мои тюльпаны тоже были из Турции, хотя, как выяснилось, между дикими турецкими тюльпанами и моими изысканными одомашненными красавцами не раз вклинивались голландцы. Растущий у меня кизил был местным. Зато форзиция прибыла аж из Японии. Глициния тоже оказалась чужестранкой — английский моряк привез растение из Китая в Европу, а позднее британские колонисты прихватили его с собой в Новый Свет — сравнительно недавно, в сущности.
Я начала выяснять происхождение каждого растеньица в саду. Узнавала, записывала. Мой интерес рос. Как я вскоре поняла, мне был не столько интересен собственно сад, как то, что за этим стояло: безумные и малоизвестные истории, полные путешествий, приключений и интриг.
Об этом вполне можно написать, вам не кажется?
А что, если?
Продолжая двигаться дорогой любопытства, я полностью доверилась своей фантазии. Я решила поверить, что вся эта ботаническая викторина заинтересовала меня не просто так. Соответственно, я тут же стала замечать знаки и совпадения, связанные с вновь обретённым интересом к истории растений. Мне встречались нужные книги, нужные люди, подворачивались нужные возможности. Например, эксперт по истории мхов, чья консультация мне была страшно нужна, жил, как оказалось, в нескольких минутах от дома моего дедушки, в сельском районе штата Нью-Йорк. А в старинной книге, перешедшей ко мне от прадеда, отыскалось то, за чем я охотилась: живой исторический персонаж, достойный того, чтобы вставить в роман.
Всё это проходило прямо передо мной.
И тогда я стала слегка сходить с ума на эту тему.
В поисках информации по поводу ботанических исследований я в конце концов совершила долгое путешествие — из своего садика в Нью-Джерси в библиотеки по растениеводству в Англии, оттуда — в средневековые аптекарские огороды в Голландии, а из голландских аптекарских огородов — до заросших мхами пещер Французской Полинезии.
Спустя три года исследовательской работы и путешествий я наконец села писать «Происхождение всех вещей» — роман о вымышленной семье исследователей-ботаников в XIX веке.
Совершенно непредвиденная книга. Начиналась она практически с пустого места. Я не вскочила в этот сюжет опрометью, сгорая от нетерпения. Я подбиралась к нему медленно, дюйм за дюймом. Но к тому времени, как я оторвалась от увлекательного квеста и начала писать, меня уже поглотила жаркая страсть к ботаническим приключениям в XIX веке. За три года до этого я даже не слыхала об исследователях XIX века и хотела всего-навсего разбить скромный садик за домом, но вот я засела за внушительных размеров историю о растениях, науке и эволюции, об отмене рабства, о любви и утратах, и о путешествии одной женщины за пределы сознания.
Вот так всё вышло. Но получилось у меня только потому, что я отвечала «да» каждой крошечной зацепке любопытства, какую замечала рядом с собой.
И это тоже Большое волшебство, вы же поняли.
Да, эта Магия несколько спокойнее, медленнее, более приглушенная, но никаких сомнений — это все равно Большое волшебство.
Сейчас я постаралась научить вас доверять ей.
Весь смысл в том, чтобы сказать «да».
