Игра способствует углублению привязанности, делает отношения теплее, разряжает напряженные моменты, дает возможность пережить сильные эмоции безопасным способом. О важной связи игры и привязанности зарисовка Юлии Колбаскиной, на примерах из книги
Лидии Корнеевны Чуковской «Памяти детства: мой отец, Корней Чуковский».
Есть две важные задачи в разрезе подхода развития на основе привязанности, которые игра играючи решает незаметным для нас образом.
Во-первых, совместная игра, не преследующая никаких целей, кроме неявной: поддержать и усилить радость, удовольствие, энтузиазм играющих от совместного времяпрепровождения, скрепляет отношения, развивает и углубляет связь. Она остается в памяти, телесной в том числе, теплыми вспышками-воспоминаниями невероятной сонастроенности, переживанием пронзительной близости.
Во-вторых, игра способствует развитию эмоциональных систем. Сью Герхард, британский психотерапевт и аналитик, в своей книге «Как любовь формирует мозг ребенка» отмечает, что некоторые ученые называют младенца «зародышем, попавшим во внешний мир». И действительно, при рождении некоторые системы организма человеческого детеныша готовы функционировать, но довольно много и таких, которые еще не закончены, и будут развиваться и настраиваться в контексте привязанности, то есть в процессе живого взаимодействия ребенка и заботливого взрослого. Эмоциональная система тревоги, например, одна из таких.
По этой причине Гордон Ньюфелд называет привязанность «утробой для взросления», невидимым глазу сердечным контекстом, благодаря которому происходит своеобразное донашивание, доращивание эмоционально незрелого человеческого существа, а также его подготовка к окончательному рождению в социум.
Известный русский и советский поэт, литературовед, детский писатель Корней Иванович Чуковский был не просто веселым и жизнерадостным человеком и отцом, он, по словам его дочери Лидии Корнеевны, был «словно нарочно изготовлен природой по чьему-то специальному заказу «для детей младшего возраста» и выпущен в свет тиражом в один экземпляр».
В этой статье я хочу поделиться отрывком из книги Лидии Корнеевны Чуковской «Памяти детства: мой отец, Корней Чуковский». Верю, что этот отрывок не только позволит прикоснуться к удивительному миру детства, прочувствовать влияние и роль взрослого в этом мире для ребенка, но и поможет чуть ближе подойти к пониманию феномена игры для развития человека.
«И походка, и повадки у него великанские. Не только дети – взрослые едва равняются с ним. Шагает по песку вдоль моря, а я рысцой бегу рядышком. На один его шаг – пять моих мелких шажков. И с вещами обращается по-великански: норовит утащить их к себе в высоту. Молоток ли в доме пропадет или щетка – подставляй стул, ищи на крыше буфета или платяного шкафа: он, мимо идучи, там оставил. Ему на высоте сподручнее.
А чих у него какой! Не люди – дача вздрагивает! А фырканье какое, когда умывается! Намылит щеки, грудь, шею и фыркает. Будто в фырканье главное мытье и есть.
Узкий, длинноногий и длиннорукий, подбрасывающий к потолку и ловящий без промаха палку, тарелку, кого-нибудь из нас. Тощий, но сильный; любит веселье и любит и занозистой насмешкой поддеть. Непоседлив, беспечен, всегда готов затесаться в нашу игру или изобрести для нас новую.
До первой детской книги Корнея Чуковского оставалось в ту пору года три, до второй – около десяти, им не была написана еще ни единая строка для детей, но сам он, во всем своем физическом и душевном обличье, был словно нарочно изготовлен природой по чьему-то специальному заказу «для детей младшего возраста» и выпущен в свет тиражом в один экземпляр.
Нам повезло. Мы этот единственный экземпляр получили в собственность. И, словно угадывая его назначение, играли не только с ним, но и им и в него: лазили по нему, когда он лежал на песке, как по дереву поваленному, прыгали с его плеча на диван, как с крыльца на траву, проходили или проползали между расставленных ног, когда он объявлял их воротами. Он был нашим предводителем, нашим командиром в игре, в ученье, в работе, капитаном на морских прогулках и в то же время нашей любимой игрушкой. Не заводной – живой.
Впрочем, хотя детских книг он тогда еще не писал, веселые стихотворные строчки, обращенные к детям, сочинялись им уже и в те времена, однако всего лишь для домашнего употребления, играючи, походя. Он тогда еще не записывал их в толстые тетради, как впоследствии, не соединял в стихотворения и поэмы, не обрабатывал месяцами, а то и годами, прежде чем передать редакции, не читал ни в школах, ни в детских садах, ни в больницах, ни в многолюдных залах среди белых колонн. Это были импровизации, домашние экспромты, однодневки – всего лишь.
…Лидо-очек,
Лучшая из до-очек! —
говорил он мне вкрадчивым, певучим, тоже каким-то длинным голосом. (Я же была так мала и глупа, что не могла догадаться, почему это я называюсь «ездочек»? Разве я на чем-нибудь езжу?)
Или весело рычал, топая на меня великанскими ножищами:
– Ах ты, скверная девчонка!
Ка-ак болит моя печенка!
– Папа, – говорю я, переминаясь от нетерпения с ноги на ногу, понимая, что ему хочется поиграть со мной не менее, чем мне с ним, – папа! Посади меня на шкаф.
Он отступает на шаг. Грозно глядит со своей высоты. Наклоняется. Перед моим носом назидательно закачался длинный палец.
– Учишь вас, учишь! Проси как следует.
Игра началась. Я жажду испытаний и ужасов: пострашней, поужасней, а кончилось чтобы все хорошо. Более всего на свете я боюсь высоты. Потому и прошусь не куда-нибудь, а на вершину высоты, под самый потолок, на шкаф.
– Глу-бо-ко-у-ва-жа-е-мый папаша! – говорю я по складам, как положено в этой игре. – По-са-ди меня, пожалуйста, на шкаф!
– То-то же! – Палец исчезает. – А вниз не запросишься?
– Нет.
– Так и будешь теперь всю жизнь жить на шкафу?
– Жить на шкафу.
Он берет меня под мышки, минуту раскачивает, потом сажает на шкаф и сразу большими шагами уходит из комнаты прочь. И закрывает за собой дверь, чтобы страшнее.
Я сижу. Мне страшно. Как чужие, болтаются над пропастью мои бедные ноги. Я решаюсь одним глазом заглянуть туда, вниз, в пропасть. Там, на полу, желтый линолеум с черным узором. Вот упаду и разобьюсь вдребезги, как чайная чашка. И зачем это я попросилась на шкаф! Никогда мне уже больше не пробежаться по песку, не сесть вместе со всеми обедать… Все купаются, играют в пятнашки, и он вместе с ними… а я? Я живу на шкафу. И никогда, никогда не буду больше вместе с другими бросать плоские камни в море и подсчитывать, сколько раз камень подскочит, и никогда уже больше он не позовет меня устраивать плотину на нашем ручье!
– Папа!
Молчит.
– Папа!
Не отвечает. Ушел, позабыл обо мне и оставил меня здесь на всю жизнь…
Глядеть вниз – страх пробирает. Вверх – тоже, там потолок, там самая и есть высота высоты. Он нас отучает бояться, меня и Колю. Велит лазить по раскидистым соснам. Выше. Еще. Еще выше! Но тогда он сам стоит под сосной и командует, и можно держаться за его голос.
Сижу, скованная страхом, поглядывая на свои никчемные ноги. Одна.
– Глубокоуважаемый папаша, – пробую я, ни на что не надеясь, – сними меня, пожалуйста, со шкафа. Мне здесь не понравилось жить. Пожалуйста!
Его шаги! Он тут! Он только притворялся, что ушел далеко! Он входит, берет меня под мышки, раскачивает, подбрасывает и опускает на пол. Какое счастье! Я опять на полу, где все люди, и могу бежать куда хочу.
Рукам его довериться можно вполне. Вовремя подхватят, никогда не уронят, не сделают больно. Правда, завязать мне капор под подбородком, или всунуть в свои манжеты запонки, или изжарить яичницу, выгладить рубашку, упаковать чемодан – руки эти никогда не умели. Такие длинные, гибкие пальцы – а этого они не умели. Но вот подбросить чуть не до потолка меня или нашего младшего, Бобу, швырнуть нас обоих на диван, чтобы посмотреть, высоко ли нас подкинут пружины, – это для них нипочем. Взлетай, падай, не бойся: вовремя подхватят и удержат. А мучительства! Любимая наша игра. Уше-вывертывание. Голово-отрубание. Пополам-перепиливание (ребром руки поперек живота). Шлепс-по-попс. Волосо-выдергивание… Надежные руки, большие, полные затей, с чисто-начисто промытыми круглыми ногтями. И всегда, даже на морозе, горячие.»
Я читаю этот отрывок и чувствую, как важно нам, взрослым, не терять свою игривость, а если-таки мы ее утратили, находить ее, вглядываясь в то, как смело и свободно, вовлеченно и увлеченно играют наши дети.
Юлия Колбаскина
Фото: photogenica.ru
Дорогие читатели, хочется поделиться с вами еще некоторыми жемчужинами — статьями об игре из нашей библиотеки.
